Главное о диссидентах в 9 вопросах

Когда и как в СССР появились «несогласные» и с чем они были не согласны?
Пока был Сталин, открыто не соглашаться с действием властей почти никто не решался — можно было попасть в лагерь и за более мелкие провинности. Хрущёв на XX съезде разоблачает культ личности и освобождает политических заключённых. Общество начинает попытки наладить диалог с властью: снимаются фильмы, пишутся книги, существование которых при Сталине было бы невозможным. Вырастает поколение, которое верит в то, что действия государства можно редактировать, и позволяет себе всё больше свобод. В частности, два писателя — Андрей Синявский и Юлий Даниэль — передали на Запад свои произведения и издали их под псевдонимами. В 1965 году их арестовали и стали судить за «антисоветскую агитацию и пропаганду». К недовольству властей, за писателей вступились известные деятели культуры (Шкловский, Чуковский, Окуджава, Ахмадулина и другие), направив в Президиум Верховного Совета «Письмо 62-х» с просьбой об освобождении писателей. Несколько человек организовали на Пушкинской площади «Митинг гласности», а материалы процесса стали собирать и распространять в самиздате.
Примерно тогда же СССР подписывает Международный пакт о гражданских и политических правах своих граждан [1], о чём сообщается в советских газетах. Советские граждане с удивлением узнают, что об их правах заботится Комиссия по правам человека ООН и что туда можно обращаться в случае их несоблюдения. Люди не обязательно пострадавшие, но считающие необходимым указать власти на правонарушения начинают собирать свидетельства.
Протестующие против ввода советских войск в Чехословакию. Прага, август 1968 года. Getty Images
Одновременно похожие процессы происходят в других социалистических странах. Доходит даже до того, что в Чехословакии начинаются либеральные реформы. Советское правительство, боясь потерять контроль над социалистическим миром, вводит в 1968 году в Прагу танки. В знак протеста восемь человек выходят на Красную площадь с плакатами «За вашу и нашу свободу», «Позор оккупантам» и т. д. Естественно, их тут же арестовывают, судят и отправляют в лагеря или психиатрические лечебницы (ведь только сумасшедший может выступать против СССР, как однажды заметил Хрущёв).
Как «несогласные» превратились в диссидентское движение?
Действия «несогласных» главным образом сводились к двум направлениям: первое — составление коллективных писем в советские инстанции, суды, прокуратуру, партийные органы с просьбами обратить внимание на нарушения (например, прав заключённых, инвалидов или нацменьшинств). Второе — это распространение информации о правонарушениях — главным образом через самиздатский бюллетень «Хроника текущих событий» (он выходил с апреля 1968 года).
То, что делало активистов движением, — это два «символы веры»: принципиальное ненасилие и основной инструмент борьбы — буква закона, принятого в стране, а также международные обязательства в сфере прав человека, которые СССР обязался соблюдать.
Сначала они называли себя «правозащитники» или «Демократическое Движение» (оба слова с большой буквы), потом — «инакомыслящие» (впоследствии исследователи уточняли: «инакодействующие» — «мало ли кто был инакомыслящим»). Однажды иностранные корреспонденты, которые затруднялись одним словом описать явление, которое в целом нельзя было охарактеризовать ни как правое, ни как левое, ни как оппозиционное, употребили тот же термин, каким в XVI–XVII веках называли английских протестантов, — dissidens (от лат. «несогласный»).
Тем не менее организации как таковой не было — каждый диссидент сам определял меру своего участия в общем деле: найти бумагу для самиздата, распространить, хранить его, самому писать воззвания или их подписывать или помогать деньгами политзаключённым.
У диссидентов не было лидера, но были авторитеты: скажем, письма, которые писал Сахаров, или заявления Солженицына весили больше, чем высказывания какого-либо другого человека. Для власти отсутствие иерархии было проблемой — если нет главы, невозможно ликвидировать кого-то одного и тем самым разрушить всю организацию.
Чего добивались диссиденты?
Диссиденты не планировали захватить власть в СССР и даже не имели конкретной программы по его реформированию. Все вместе они хотели, чтобы в стране уважались базовые права человека: свободы передвижения, вероисповедания, слова, собраний, а каждая группа в отдельности добивалась чего-то своего — еврейское движение занималось репатриацией в Израиль, движение крымских татар выступало за то, чтобы вернуться в Крым, откуда татары были депортированы в 1944 году; христианское движение хотело открыто исповедовать Христа и крестить детей; диссиденты-заключённые голодали за то, чтобы соблюдались их права и выполнялись тюремные правила; кришнаиты хотели спокойно заниматься йогой и кормить своих детей вегетарианской пищей, не боясь, что их лишат родительских прав.
Главным образом диссиденты старались, чтобы как можно больше людей в СССР и за рубежом узнало о нарушениях и о том, что власть врёт, когда говорит, что в стране соблюдаются права человека и все счастливы. Для этого использовался и самиздат, в частности «Хроника текущих событий», и разные способы передачи информации на Запад — домашние пресс-конференции, пересылка текстов через иностранных подданных и т. д. Но часто пострадавшие получали и конкретную помощь: деньги или бесплатного адвоката. Скажем, Солженицын передавал все доходы от издания за рубежом «Архипелага ГУЛАГ» политзаключённым, а адвокат Софья Каллистратова бесплатно защищала самиздатчиков, крымских татар и евреев-отказников.
Почему диссидентам было так важно обращаться к Западу?
Сначала правозащитники не собирались «выносить сор из избы» и писали о своих открытиях советскому руководству, в крайнем случае — главам компартий стран Восточной Европы. Но в январе 1968 года четверых активистов самиздата осудили за то, что они опубликовали материалы по предыдущему громкому процессу — суду над писателями Синявским и Даниэлем 1965 года. Тогда двое других диссидентов написали «Обращение к мировой общественности». В нём они описали процессуальные нарушения и попросили пересмотра дела при международных наблюдателях. Обращение было передано по радио BBC на английском и русском языках, за ним последовала кампания против политических преследований, гораздо более масштабная, чем в 1965 году.
Это был первый случай такого официального выступления диссидентов против действий властей. В дальнейшем же они старались сообщить на Запад обо всём незаконном, что попадало в их поле зрения. Власть это раздражало: так сложнее было делать «хорошую мину». Кроме того, информация, попадавшая на Запад, становилась инструментом экономического давления, своего рода санкций. Например, в 1974 году к закону о торговле США была принята поправка Джексона-Вэника, согласно которой США ограничивали торговлю со странами, которые препятствуют свободной эмиграции. Из-за этой поправки СССР, в частности, было трудно закупать компьютеры и приходилось действовать через подставные фирмы.
Другим раздражающим фактором для советского правительства были письма от международных комитетов учёных в поддержку коллег — как, например, в защиту биолога Сергея Ковалёва, историка Андрея Амальрика, физиков Юрия Орлова и Андрея Сахарова — на такие обращения невозможно было не реагировать: бюрократическая система была устроена так, что по факту каждого обращения нужно было проводить расследование, кого-то наказывать, принимать какие-то меры.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев подписывает Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Хельсинки, 1975 год. AFP / Getty Images
В 1975 году СССР подписал Хельсинский акт [2], то есть подписался под обязательством предоставлять своим гражданам свободу передвижения, контактов, информации, право на труд, право на образование и медицинское обслуживание; равноправие и право народов распоряжаться своей судьбой, определять свой внутренний и внешний политический статус. Документ, опубликованный в советских газетах, стал главной картой правозащитников: «Вот, вы же сами подписали, извольте выполнять». На следующий год правозащитники объединились в Хельсинкские группы (сначала в Москве, потом на Украине, в Литве, Грузии и Армении), чтобы отслеживать нарушения этих прав и свобод, о которых, опять же, сообщали остальным странам-подписантам.
Вывозить информацию помогали иностранные корреспонденты, которых звали на домашние пресс-конференции. (Интересно, что общение с иностранцами в целом для обычного советского человека выглядело вопиющим диссидентским актом — о каждом случае такого общения становилось известно властям.) Распространяя информацию таким образом, диссидентам удавалось, не меняя системы в целом, спасать или смягчать участь отдельных людей.
Сколько всего диссидентов было в СССР?
Точное число неизвестно, и зависит оно от того, кого, собственно, мы считаем диссидентом.
Если считать тех, кто каким-либо образом привлёк внимание КГБ (например, дал почитать кому-то самиздат) и был приглашён на так называемые «профилактические беседы» с сотрудниками Госбезопасности, — это почти полмиллиона человек за 1960–1980-е годы. Если считать подписавшихся под разными письмами (например, под обращениями с просьбой разрешить эмигрировать или открыть храм, или под письмом в защиту политзаключённых) — то это десятки тысяч людей. Если сократить диссидентское движение до активных правозащитников, адвокатов или составляющих обращения, то это сотни.
При этом надо учитывать, что многие ничего не подписывали, а тихо хранили дома архив «опасных» документов или перепечатывали на машинке запрещённые тексты.
С трудом можно понять, сколько людей слушали запрещённые песни Галича или читали самиздат, но известно, что сигнал западных радиостанций принимали многие тысячи людей.
Опасно ли было быть диссидентом?
Официально власть не признавала, что в «счастливом» советском государстве есть какие-то «несогласные»: только уголовники или сумасшедшие могли заниматься антигосударственной деятельностью под маской защиты прав человека. Основных статей, по которым можно было расправляться с такими людьми, было четыре: «Антисоветская агитация и пропаганда»; «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй»; «Нарушение закона об отделении церкви от государства» и «Посягательство на жизнь и здоровье граждан под видом исполнения религиозных обрядов» (все осуждённые по этим статьям в 1990-х годах были реабилитированы вне зависимости от «фактической обоснованности обвинений»).
Только за «агитацию и пропаганду» можно было попасть в политический лагерь (небольшая, как правило, зона для особо опасных преступников), по остальным — в обычные лагеря к уголовникам. Власти в какой-то момент поняли, что, несмотря на большие сроки, политическим желательнее попадать в лагерь «к своим», поскольку там они пребывали в кругу интеллигентных людей, учились друг у друга — например, юриспруденции и языкам.
Была ещё статья «Измена родине» (по которой предусматривалась ответственность вплоть до смертной казни), но после смерти Сталина она использовалась редко [3]. Диссидентов ею скорее пугали.
Если брать статистику арестов, то она не очень высокая: в 1959 году КГБ ввёл практику так называемого «профилактирования» — предупредительных бесед сотрудников органов с «инакомыслящими» — и на сто профилактированных приходится примерно один арестованный. То есть несколько десятков человек в год в Москве. В регионах — плюс ещё несколько человек за все 1970–80-е годы. Полтора десятка человек умерли в тюрьмах и лагерях от болезней, спровоцированных голодовками и избиениями.

Но кроме лишения свободы к диссидентам применялось множество других мер: могли выгнать с работы, из института, установить слежку или прослушивание, отправить на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Людей, которые через это прошли, уже были тысячи.
Известен ряд случаев, которые можно назвать политическими убийствами, но доказать это невозможно. Среди самых известных — нападение на переводчика Константина Богатырёва в 1976 году и происшествие с математиком и организатором Еврейского народного университета Беллой Субботовской, которую в 1982 году при странных обстоятельствах задавил грузовик.
Боялась ли власть диссидентов?
Поскольку у диссидентов не было задачи свергнуть власть, то прямой угрозы они не представляли, но их действия постоянно доставляли неприятности руководству страны в целом и разным администрациям в частности.
Во-первых, неприятно было объясняться с западными компартиями, неудобно было закупать высокотехнологичное оборудование через подставные фирмы и быть жертвой санкций; неприятно было маленькому начальнику получать по шапке от вышестоящего за какого-нибудь зэка. Политические заключённые забрасывали тюремное руководство жалобами, которые нужно было протоколировать и с которыми нужно было разбираться, ломая канцелярскую машину.
Во-вторых, диссиденты подавали плохой пример и смущали «правоверных» граждан, распространяя вредную информацию. Кроме того, было непонятно, как бороться с тем, что не имеет организованной структуры: кого сажать?
С другой стороны, КГБ был нужен внутренний враг, которого удобно было связать с внешним — Америкой, чтобы постоянно генерировать ощущение опасности. Это позволяло влиять на политические решения и получать дополнительное финансирование от КПСС.
Чего добились диссиденты?
Важнейший результат — помощь заключённым, прежде всего осуждённым по политическим статьям, и их семьям, а также уволенным по политическим причинам. На эту помощь инакомыслящие собирали деньги с середины 1960-х; в 1974 году Андрей Сахаров отдал литературную премию Чино дель Дука на помощь детям политзаключённых; в 1974 году Александр Солженицын создал Фонд помощи политзаключённым и их семьям. Заключённые получали письма, посылки, им оказывалась разнообразная поддержка, одной из задач которой было продемонстрировать, что на воле о них не забыли, и сделать так, чтобы они не чувствовали себя отрезанными от происходящего в мире. Диссидент и политзаключённый Валерий Абрамкин положил много усилий на то, чтобы в тюрьмах появились общественные наблюдательные комиссии [4]. Благодаря диссидентам, организовавшим 30 октября 1974 года в нескольких лагерях коллективную голодовку и День политзаключённого, теперь есть День памяти жертв политических репрессий, официально признанный государством.
Другой важный результат их деятельности — документирование происходившего в 1960–80-е годы: это та часть истории, о которой бы мы сейчас не имели объективного представления без документов неофициального происхождения.
Третье, это Конституция РФ (принятая 12 декабря 1993 г.), которая разрабатывалась при участии активных участников диссидентского движения — Кронида Любарского и Сергея Ковалёва, и разработка закона о реабилитации участниками самиздатского сборника «Память». Кроме того, влияние в прошлом или настоящем на реальную политику отдельных людей, вышедших из «инакомыслящих», таких как Владимир Лукин (с 2004 по 2014 год — уполномоченный по правам человека) в России, Натан Щаранский в Израиле, многих представителей национальных движений на Украине, в Литве, Грузии или Армении.
Четвёртое — это внимание, которое обратили политики и психиатры всего мира на проблему использования психиатрии в политических целях, благодаря деятельности Владимира Буковского.
Cбор самиздатских текстов, которые циркулировали в диссидентских кругах, подготовил последующие официальные публикации. Пример, не относящийся к их деятельности напрямую, но важный для культуры в целом: при жизни Высоцкого не было ни одного издания, а, когда появилась возможность публиковаться, тексты песен были уже собраны активистами Клуба самодеятельной песни. Другой пример — переводы «Хроник Нарнии» Натальей Трауберг, которые до конца 1980-х ходили в самиздате и с которых потом делались официальные издания.
Деятельность диссидентов меняла общественный климат страны, демонстрируя существование альтернативного взгляда на порядок вещей и утверждая ценность человеческой жизни и гражданских прав. Тем самым диссиденты подготовили интеллектуальную альтернативу советскому строю, а также нынешнюю общественную активность: это преемственность принципов правозащитной деятельности.
Что стало с диссидентским движением?
Движение стало растворяться с выпуском из тюрем политзаключённых в 1987 году (хотя последние выходили до 1992 года). После 1987-го появляется возможность издавать то, что раньше было самиздатом, большими тиражами и безнаказанно, появляется уличная активность — выступления, митинги. Традиционные инструменты устрашения перестают работать.
[1] — Пакт Организации Объединённых Наций, основанный на Всеобщей декларации прав человека. Принят 16 декабря 1966 года.
[2] — «Хельсинский акт» — Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанный в 1975 году на встрече в Хельсинки представителями СССР, США, Канады, большинства государств Европы и Турции.
[3] — в 1962 году семь человек было расстреляно по делу восстания рабочих Новочеркасского электровозостроительного завода. А последним политическим делом, по которому был вынесен приговор к расстрелу, можно считать дело о мятеже на «Сторожевом», когда в 1975 году замполит корабля Валерий Саблин захватил управление и выдвинул политические требования властям.
[4] — общественные наблюдательные комиссии образованы на основании Федерального закона № 76 от 10 июня 2008 года.
Подготовили: Алексей Макаров, Юлия Богатко, Олег Коронный
На фото: Митинг в поддержку Съезда народных депутатов СССР. Москва, Лужники, 21 мая 1989 года. ТАСС
Источник: http://arzamas.academy/materials/1214